Остров погибших кораблей. Повести и рассказы - Страница 176

176

Доплыл я благополучно до Лукунги, где увидал большую факторию, судя по флагу, — бельгийскую. Я вышел из леса рано утром и направился к дому, кивая головой. Однако этот манёвр не помог мне. Два огромных дога с неистовым лаем начали бросаться на меня. Из дома вышел человек в белом костюме, увидал меня и быстро вбежал в дом. Несколько негров с криками пробежали по двору и также скрылись в доме. Потом… потом я услышал два ружейных выстрела. Я не стал дожидаться третьего и принуждён был повернуть к лесу и уйти.

Однажды я шёл ночью по редкому унылому лесу. Таких лесов немало в Центральной Африке. Тёмная зелень, болотистая почва под ногами, чёрные стволы деревьев. Недавно прошёл сильный дождь, а ночь была для экватора довольно прохладная, ветреная. Несмотря на толстую кожу, я, как и другие слоны, довольно чувствителен к сырости. В дождь и сырую погоду я не стою на месте, я двигаюсь, чтобы согреться.

Я шёл ровным шагом уже несколько часов, как вдруг увидел перед собой огонь костра. Место было довольно дикое. Здесь не встречалось даже деревень чернокожих. Кто мог зажечь костёр? Я пошёл быстрее. Лес кончился, началась саванна с невысокой травой. Видимо, здесь не так давно был лесной пожар, и трава ещё не успела вырасти. На расстоянии полукилометра от леса виднелся старый изодранный шатёр. Возле него горел костёр, а у костра сидели двое, по-видимому, европейцы. Один из них что-то помешивал в котелке, висящем над костром. Третий — явно туземец, полуголый красавец — стоял, как бронзовое изваяние, недалеко от костра.

Я медленно приближался к костру, не спуская глаз с людей. Когда они увидели меня, я опустился на колени так, как это делают дрессированные слоны, подставляющие спины под поклажу. Небольшой человек в пробковом шлеме вдруг схватил ружьё с явным намерением стрелять. Но туземец в тот же момент закричал на ломаном английском языке:

— Не надо! Это хороший, это домашний слон! — И побежал ко мне навстречу.

— Уйди в сторону! Иначе я сделаю дыру в твоём теле! Эй ты, как тебя зовут? — закричал белый, прицеливаясь.

— Мпепо, — ответил туземец, но не отошёл от меня, а подбежал ещё ближе, как бы желая своим телом защитить меня от выстрела.

— Видишь, бана, ручной! — говорил он, поглаживая мой хобот.

— Прочь, обезьяна! — кричал человек с ружьём. — Стреляю! Раз, два…

— Подожди, Бакала, — сказал второй белый, высокий и худой. — Мпепо трав. Бивней у нас достаточно, а доставить их хотя бы только до Матади будет нелегко и недёшево. Этот слон, видимо, ручной. Чей он и почему шляется по ночам, об этом мы не будем спрашивать. Он нам может оказаться очень полезным. Слон поднимает тонну, хотя с таким грузом он далеко не уйдёт. Ну, допустим, полтонны. Проще говоря, один слон может заменить нам тридцать-сорок носильщиков, понимаешь? И он нам ровно ничего не будет стоить. А когда придёт время и он не будет нам больше нужен, мы убьём его и прибавим его прекрасные бивни к нашей коллекции. Ясно?

Тот, которого называли Бакала, слушал нетерпеливо и несколько раз пытался стрелять. Но, когда собеседник подсчитал, во сколько обойдётся им наём носильщиков, которых может заменить слон, то согласился на эти доводы и опустил ружьё.

— Эй ты! Как тебя зовут? — обратился он к туземцу.

— М…пепо, — ответил тот. Впоследствии я убедился, что Бакала всякий раз обращался к туземцу: «Эй ты, как тебя зовут?», а тот неизменно отвечал с маленькой остановкой на букве «М», как будто он сам с трудом выговаривал своё имя: «М…пепо».

— Иди сюда. Веди слона.

Я охотно повиновался жесту Мпепо, приглашавшего меня подойти ближе к костру.

— Как же мы его назовём? А? Труэнт — самое подходящее для него название, как ты думаешь, Кокс?

Я посмотрел на Кокса. Он весь был какой-то сизый. В особенности меня поразил его нос, словно только что вынутый из лиловой краски. На сизом теле была надета сизая рубашка, расстёгнутая на груди, с рукавами, засученными выше локтя. Кокс говорил сиплым и, как мне показалось, тоже сизым голосом, шепелявя и картавя. Этот глухой голос как будто выцвел, как и его рубашка.

— Ну что ж, — согласился он. — Пускай будет Труэнт.

Около костра зашевелилось тряпьё, и из-под него послышался чей-то очень слабый, но густой бас:

— Что случилось?

— Ты ещё жив? А мы думали, что уже умер, — спокойно сказал Бакала, обращаясь к тряпью.

Тряпьё зашевелилось сильнее, и из-под него вдруг показалась большая рука. Рука сбросила тряпьё. Большой, хорошо сложённый человек поднялся и сел, подпираясь руками и покачиваясь. Его лицо было очень бледно. Рыжая борода всклокочена. Видно было, что белый человек — лицо его было бело как снег — болен. Тусклые глаза посмотрели на меня. Больной усмехнулся и сказал:

— К трём бродягам прибавился четвёртый. Белая кожа — чёрная душа. Чёрная кожа — белая душа. Один честный и тот бакуба! — больной бессильно упал навзничь.

— Бредит, — сказал Бакала.

— Что-то бред его обидный, — отозвался Кокс. — Загадки загадывает. Один честный, да и тот бакуба. Ты понимаешь, что это значит? Ведь наш Мпепо из племени бакуба. В этом ты можешь удостовериться, посмотрев ему в зубы: у него, по обычаю бакуба, выбиты верхние резцы. Выходит, что он один честный, а мы жулики.

— И сам Броун в том числе. У него кожа белей, чем у нас; значит, и душа чернее, если уж на то пошло. Броун, ты тоже жулик?

Но Броун не отвечал.

— Опять без памяти.

— Тем лучше. И будет ещё лучше, если он совсем не придёт в себя. От него теперь мало пользы, а он связывает нас по рукам.

176