Остров погибших кораблей. Повести и рассказы - Страница 194

К оглавлению

194

Между отцом и дочерью произошёл длинный и чрезвычайно неприятный разговор.

7. ПОСЛЕДНЕЕ СВИДАНИЕ

Не без волнения вечером подъезжал Марамбалль к дому Вильгельмины. Удалось ли ей скрыть «следы преступления»?

Он позвонил и спросил швейцара, дома ли фрейлейн Вильгельмина.

— Уехали! Не принимают! — сердито ответил швейцар и тотчас же захлопнул дверь. Марамбалль протяжно свистнул.

— Дело дрянь! «Уехали и не принимают». Это похоже на отказ от дома…

Он всё же надеялся встретить Вильгельмину в опере и поехал туда.

Осторожно пробравшись во второй ряд, Марамбалль уселся в кресло и начал осматривать ложи. Но ложа Лееров была пуста. «Может быть, она ещё не проявилась?» — не терял Марамбалль надежды, думая о Вильгельмине.

Сосед слева задел его плечом и пробормотал извинение.

— Пожалуйста, не извиняйтесь. Мы все слепые, а слепому трудно не задеть другого, — с французской болтливостью ответил Марамбалль. И в ту же минуту он услышал, как кто-то шепчет ему на ухо:

— Простите! Я хотел только убедиться, вы ли это. Сегодня господин первый секретарь Леер уезжает к министру ровно в десять. А дело номер сто семьдесят четыре будет лежать у него на столе.

— Метакса! Вы как сюда попали?

— Так же, как и вы, — отвечал грек.

В этом действительно не было ничего необычайного: места корреспондентов находились в одном ряду. Метакса, очевидно, только принял меры к тому, чтобы оказаться по соседству с Марамбаллем.

— Послушайте, — сказал Марамбалль, — что вы, наконец, гипнотизируете меня всё время делом номер сто семьдесят четыре? Что вам от меня нужно?

— Тс!… — И, наклонившись к самому уху Марамбалля, Метакса сказал:

— Вы же сами знаете, что на этом деле можете заработать. У меня есть свои люди в доме Леера, и я знаю всё, что там делается. Но мне труднее обделать это дело, чем вам. Вы свой человек в доме.

Под плавные, торжественные звуки увертюры Метакса продолжал развивать свой план.

— Я сообщил вам об этом деле, я направил вас, и вы заработаете тысячи. Ну, а мне за это дадите только одну тысчонку марок…

Мысль Марамбалля заработала. Метакса прав. На этом деле можно заработать. Да, не вовремя Вильгельмина затеяла игру в жмурки!… Если бы не этот роковой поцелуй!… Положение очень осложнилось. Нужно ли давать этому греку за комиссию? Марамбалль постарается добыть секретное дело, но делиться с Метаксой он не намерен.

— Во-первых, вы напрасно стараетесь, господин Метакса, — зашептал Марамбалль в ухо соседа. — Всё, что делается в доме Лееров, я знаю не хуже вас. И о деле номер сто семьдесят четыре я узнал гораздо раньше, чем эту «новость» сообщили вы мне. А во-вторых, я больше не собираюсь бывать в доме Лееров.

— Лейтенант не пускает? — язвительно спросил грек, поняв, что Марамбалль увиливает от дележа.

— Это касается только меня, — сухо ответил Марамбалль.

«Какая некультурность!» — возмущался он бестактным вопросом грека, искренне забывая о том, что сам ведёт нечистую игру.

Увертюра окончилась. Со сцены уже слышался голос Фауста, а занавес казался ещё закрытым. И только когда Мефистофель на зов Фауста отозвался: «И я здесь!», — для первых рядов спектакль начался. Между пением, игрой артистов и оркестром не было никакой связи. Задние ряды увидели открытие занавеса только к антракту первого акта. — «А последнее действие галёрка будет досматривать, как немую сцену, после окончания оперы… Пропала опера!»

В середине второго акта Марамбалль осторожно вышел и направился к выходу. Оглядываясь назад, он видел как бы повторение действия в обратном порядке. Но это уже не интересовало его.

Он вернулся к себе и позвонил по телефону к Вильгельмине.

Она оказалась дома, но разговор с нею не доставил ему особого удовольствия.

— Отец и лейтенант видели всё, — говорила она. — Мне пришлось выдержать очень неприятную сцену с отцом. И было бы лучше, господин Марамбалль, — её голос дрогнул, — если бы вы не показывались в наш дом по крайней мере некоторое время, пока всё не уляжется.

Она не имела решимости отказать ему сразу.

Марамбалль был в полном душевном смятении, выслушав из её уст этот приговор.

Отказ в такой момент, когда ему, как никогда раньше, нужно было быть в доме Лееров! Завтра будет уже поздно. Дело номер 174 будет погребено в стальном сейфе или же оно достанется в руки какого-нибудь Метаксы. Медлить нельзя. Душу Марамбалля одновременно обуревали и другие чувства. Поцелуй острой отравой проник в его сердце, а в голосе Вильгельмины, говорившей по телефону, ему чудилась печаль. Быть может, она любит его? В эту минуту ему казалось, что и он также безумно любит её. И, с неожиданной для самого себя страстью, он начал умолять её принять его в последний раз, «чтобы проститься навеки».

В спортсменском сердце Вильгельмины, вероятно, были оборваны ещё не все струны сентиментализма. Искренний тон Марамбалля, видимо, тронул её. Она колебалась, а он, вздыхая и охая в телефонную трубку, поддавал жару.

— Только взглянуть… В последний раз!

— Но отец приказал швейцару не принимать вас, — в отчаянье призналась она.

— О, это ничего не значит! — оживился Марамбалль. — Я пройду со стороны сада, вы откроете мне дверь…

— Но в саду сторожа; вы знаете, — теперь везде усиленная охрана.

— Сторожам, наверно, не отдан приказ не пускать меня; наконец, я сумею пробраться мимо них… Только взглянуть!…

— Ну, хорошо. Но приходите скорее, пока отец не вернулся.

Марамбалль бросил трубку и завертелся по комнате, ища разбросанные шляпу и перчатки.

194